Стикс - 2 - Страница 59

— О чем он вас расспрашивал, Марина?

— О долгах.

— О долгах? — слегка удивился он.

— Надька проболталась о растрате. Я сказала, что расплатилась. Бабушкины побрякушки, мол, продала и расплатилась. Так он уставился на мое кольцо и лыбится. Ты подумай, умный какой! Я сказала: бижутерия.

Он тоже посмотрел на кольцо. Бриллианты были настоящими.

— Я бы и в самом деле их продала, — начала оправдываться Марина. — Да кому нужно? По своей цене не уйдут, только в ломбард. А там много ли выручишь? Приходится у вас деньги брать! — с вызовом сказала она.

Намек он понял. Спросил:

— Сколько вы хотите за сотрудничество?

— Ну, сколько-нибудь подбросьте.

— Давайте сначала посмотрим, что вы знаете.

— А, — беспечно махнула она рукой. — Хоть накормите! В ресторанах-то я не часто бываю.

И она начала осматриваться.

— Красиво тут. Чистенько.

— Кстати, версия для подруг: я за вами ухаживаю. Познакомились в санатории. В тот роковой день. Я взял у вас телефон.

— А мне здесь нравится. Уютно. И кормят хорошо. — Она вздохнула. — Еще он спрашивал про Сашку. Мол, злилась ли я за то, что он меня бросил.

— Тоже подруга проболталась?

— А кто же еще? На то они и подруги, чтобы сплетничать. Я на Надьку не обижаюсь. Я сказала все, как вы велели. Его, мол, любовница застрелила. Она раньше со следователем крутила, вот откуда у нее пистолет.

Он говорил не так, но возражать не стал. Спросил:

— О следователе кто вам сказал?

— Сашка. Он меня как-то подвозил и предупредил: ты с ней не связывайся, у нее в любовниках одни менты. И даже следователь. Это в тот день, когда он меня до слез довел. Сашка. Да вы, небось, помните, я рассказывала. Но теперь уж он больше никому не напакостит, — с удовлетворением сказала Марина.

— Значит, Нахрапьев знал о следователе Мукаеве, — задумчиво сказал он.

— Как-как?

— Мысли вслух. Сейчас вам принесут десерт. Что еще спрашивал капитан?

— Рыжий? Ничего. Да! — спохватилась Марина. — Он же сказал, что ее любовник пропал! Тимофеевой! Следователь! Его, мол, похитили, где-то держали больше месяца, а потом убили.

— Как-как?

— Тело, мол, изуродовали, чтобы опознать было невозможно. Вот они его и не могут найти. Милиция.

— Вот оно что…

Знает ли Свистунов, кто похитил его друга? О брате-близнеце? Может и не знать. Самойлова сказала, что рыжеволосый капитан к ней не приходил. Приходил некий неприятный гражданин, худой, зубы желтые. Ей незнакомый. Потом приходил сам следователь Мукаев. Причем дважды. Самойлова думает, что это были два разных человека. Выходит, оба брата у нее побывали. А Свистунова не было. Выходит, не знает?

— Вы о чем задумались?

— О своем, Марина. О своем.

— А что вам Сашка-то сделал? Вы так и не сказали.

— Это дела денежные.

— Да уж. До денег он был жадный. Все квартиру в Москве мечтал купить. Прописаться здесь. «Хочу, — говорит, — стать москвичом». Да кто ж не хочет? Не все только могут. Цены-то на жилье ого-го!

Она вздохнула. Он улыбнулся:

— Я понял. Я заплачу вам за информацию. Немного, но заплачу. Триста долларов. Но при условии, что, во-первых, будете звонить мне и дальше. Информировать. Как идет следствие, кто приезжает из Р-ска, о чем или о ком расспрашивают. И во-вторых, что вы при необходимости измените показания. Тогда я заплачу еще. О цене договоримся.

— Хорошо, — кивнула Марина. — Я вам что хошь подпишу. Любую бумагу.

— Вот и отлично.

Он достал деньги. Подошел официант, поняв его жест по-своему. Попросил счет, подумав: «Рассеянным ты стал, Зайцев. И торопишься. Но тебя время поджимает. И человек, который тоже идет по следу. И хорошо идет. Четко. Они ищут одно и то же, вот в чем проблема! Но зачем это капитану Свистунову? Честь мундира? Память о друге? Идеалист. С идеалистами труднее всего. Их нельзя купить. Приходится искать варианты. И труднее, и проще. На чувствах надо играть. Та же честь мундира — хорошее чувство. Дружба еще лучше. Но еще лучше любовь…»

— Вы опять о чем-то задумались.

— Да. О работе.

— И нравится вам такая работа? Деньги с людей получать?

— Деньги? — она его за вымогателя, что ли, принимает? Пусть так. Он притворно вздохнул и развел руками: — А что делать? Надо же кому-то этим заниматься?

— А что жена говорит? Ей это нравится?

— Она понимает.

— А я вот никак не найду такого, чтоб понял, — усмехнулась Марина.

— Ничего, жизнь длинная. Найдете еще.

— Сашка тоже думал, что длинная.

— Если вы будете вести себя разумно, вам ничего не грозит.

Она поняла. И кажется, испугалась. Побледнела, прошептала, схватившись за веснушчатые щеки: «Ой, и зачем я только с вами связалась?» Он тоже понял, что разговор пора заканчивать.

— Куда вас отвезти?

— А у вас что, время есть?

— Немного, но есть.

— До центра довезете, и то хорошо. Дальше уж я сама.

— Может, до дома?

— Погода хорошая, я погуляю.

— Да, погода хорошая, — машинально откликнулся он. А что сейчас? Лето, кажется. Что ж, лето — это неплохо. Главное, чтобы дождя не было. В дождь работать трудно. Люди делаются рассеянными, не говоря уже о том, что улик меньше. Дождь работе вреден. Нет, лето — это хорошо! Но — без дождя.

Марина поднялась из-за стола со словами:

— Ой, наелась! Спасибочки.

Он все так же машинально отметил, что кассета в диктофоне закончилась. Привычка рассчитывать разговор до минуты. Самое важное должно быть записано. Ключевой момент. Дело идет к развязке.

Марину он высадил в центре и поехал в коттеджный поселок, где под домашним арестом сидели Ладошкин и Тимофеева. Он все больше убеждался в том, что это кассирша из супермаркета. И как теперь выцепить «Стикс»? Та, вторая, совсем ничего не помнит. Даже не помнит, что она Ольга. Или все-таки помнит?